class="p1">– Я этого не говорила. – Элинор не могла смотреть ему в глаза. Она действительно такого не говорила, но определенно как бы подразумевала.

Раздувая ноздри, он процедил:

– Как ты могла скрыть это от меня?

Элинор никогда еще не видела, чтобы он так выходил из себя. Она закрыла лицо руками.

– Я просто не хотела, чтобы ты смотрел на меня по-другому. Прости.

Уильям рывком подхватил пиджак и галстук, лежавшие на спинке стула.

– Схожу за кофе.

– Пожалуйста, подожди! – крикнула она, но он громко захлопнул за собой дверь.

Из глаз у Элинор снова потекли слезы; она обхватила себя руками. Она даже не знала, о чем больше всего плачет. О потере этого ребенка. Трех детей. О том, что Уильям узнал, что она до их встречи отдалась другому мужчине. О его взгляде перед тем, как он вылетел из комнаты, – Уильям явно чувствовал, что она его предала. Или о том, что у них никогда не будет общего ребенка, который свяжет их на всю жизнь.

Уильяма не было так долго, что медсестра успела обтереть Элинор губкой, проверить кровотечение и сменить ей постельное белье. Когда он вошел, Элинор в чистой рубашке зачесывала волосы. Уильям молча поставил пустую кофейную чашку на поднос рядом с ней и тяжело опустился на стул у кровати.

– Привет. – Элинор сложила руки на коленях. Она знала, что надо пройти сквозь огонь и все Уильяму рассказать, но ужасно боялась, что их отношения при этом сгорят.

– Ты ела?

– Чуть-чуть.

– Тебе нужно беречь силы.

– Уильям? – Она наконец поймала его взгляд. – Я совсем недолго знала, что беременна. Не успела я решить, что делать, как у меня случился выкидыш. Мама сказала, что Бог дает мне второй шанс. Она сказала, мне нужно новое начало, поэтому я записалась в Говард, а не в какой‐нибудь университет поближе к дому.

Уильям молчал, сжимая зубы.

– Извини. Это единственный мой секрет от тебя. Пожалуйста, прости меня.

Уильям большим пальцем повертел на пальце обручальное кольцо.

– Все это было и прошло. Теперь нам остается только сосредоточиться на нашем будущем.

Элинор выдохнула с облегчением. Уильям ее не бросит. Они справятся с этим вместе.

– Больше никаких секретов, – сказал он, когда медсестра вкатила тележку с ужином. Комковатое пюре с фрикадельками, овощной салат, апельсиновый сок и горячая вода вместо чая.

Когда сестра ушла, Уильям поднялся на ноги.

– Мне пора на работу. Когда смогу, загляну проверить, как у тебя дела. – Он чмокнул ее в лоб, но его губы едва коснулись ее кожи.

Той ночью Элинор спала беспокойно, а когда проснулась, Уильяма в палате не было. На ночном столике стояли кувшин с водой и пластиковый стаканчик, и она как раз тянулась к нему, как вдруг в дверь постучали. Элинор думала, это медсестра с осмотром, но когда она подняла голову, то увидела в дверях пожилую белую женщину.

– Здравствуйте, миссис Прайд, я мать Маргарет, – сказала монахиня, уверенным шагом входя в комнату. На ней было черное одеяние, а кожа под подбородком так отвисла, что Элинор вспомнила про индейку на День благодарения. На груди у монахини висел тяжелый золотой крест.

– Как я понимаю, вы пережили тяжелое испытание. Сочувствую вашей потере. Вы позволите? – спросила она, указав на стул.

– Да, конечно. – Элинор поправила одеяло.

Монахиня пододвинула стул к кровати и положила руку на бедро Элинор.

– Вы, наверное, думаете, это худшее, что могло с вами случиться. Но я пришла рассказать вам, что пути Господни неисповедимы.

– Простите? – Элинор резко повернулась к ней. Бог явно ее оставил. Он не ответил на ее молитвы, хотя она столько месяцев стояла перед Ним на коленях.

Мать Маргарет сложила руки и помолчала, похоже дожидаясь, когда Элинор уделит ей все свое внимание.

– Миссис Прайд. Я заведую домом для незамужних матерей неподалеку отсюда. У нас есть некоторое количество здоровых младенцев, которых родили негритянские девушки, попавшие в сложную ситуацию. Большинство из хороших образованных семей, есть несколько смешанной расы.

Элинор сжимала и разжимала край одеяла.

– Зачем вы мне это говорите?

– Я знаю, вы ошеломлены всем произошедшим. – Монахиня полезла в складки своего черного одеяния, достала визитку и протянула Элинор. – Буду рада повидаться с вами и вашим мужем, когда вы выйдете из больницы. Думаю, такой вариант вам обоим отлично подойдет. Жаль будет, если такая прекрасная пара лишится радостей родительства.

Элинор не хотела чьего‐то ребенка – она хотела родить своего. Она хотела ребенка с улыбкой Уильяма и с ее глазами.

Монахиня встала и протянула Элинор руки.

– Могу я за вас помолиться?

Элинор хотела только одного: чтобы ее оставили в покое. Она кивнула, готовая на что угодно, лишь бы монахиня ушла.

Руки у матери Маргарет были холодные как лед и обветренные, но голос ее звучал твердо.

   Радуйся, Мария, благодати полная!

   Господь с Тобою;

   благословенна Ты между женами,

   и благословен плод чрева Твоего Иисус.

   Святая Мария, Матерь Божия,

   молись о нас, грешных,

   ныне и в час смерти нашей.

   Аминь.

Мать Маргарет перекрестилась, потом поднесла свой золотой крест к губам.

– Надеюсь, это принесло вам утешение.

Элинор кивнула из вежливости к монахине, но не ощутила ничего, кроме грусти, – ну и еще писать очень хотелось.

– Миссис Прайд, мы работаем так аккуратно, что никому, кроме вашего мужа, необязательно знать об усыновлении. Подумайте об этом. На свете существует младенец, который предназначен именно вам.

Она закрыла за собой дверь.

Элинор повертела визитку в руке, потом сунула под подушку.

Глава 9

Как правильно

Руби

За следующие несколько дней я столько раз перечитала буклет дома для «заблудших девушек», что некоторые его куски выучила наизусть. Тетя Мари высказала свое мнение, но мне надо было поговорить с Шимми. С тех пор, как неделю назад к нам пришла его мать, я пыталась до него дозвониться, но мы все время пропускали звонки друг друга.

В пятницу я понадеялась, что в эти выходные родители позволят ему приехать домой из Бруклина. Несмотря на жару, я надела розовую футболку и шорты, вышла с книжкой наружу, уселась на ступени и стала ждать. Каждый раз, когда я слышала, как открывается дверь в магазин красок, я вздергивала голову, но Шимми не было. По улице прошел продавец фруктового льда в ковбойской шляпе. Я заплатила пять центов за вишневый, и у меня от него покраснели язык и пальцы.

К тому времени, как солнце перешло на мою сторону улицы, футболка